Я исследую научные центры Академии наук в Подмосковье — это города Пущино, Троицк и Черноголовка, их проектировали и активно строили с 1950-го по 1980-е годы.

Рамка Подмосковья логически обособлена от других регионов близостью к Москве как главному научному центру. Строительство городков началось в 1950-е с приходом к власти Никиты Хрущева и практически остановилось с концом СССР: в этот момент начали распадаться мастерские, проектирующие эти города, и заказчик, Академия наук, потерял последние возможности для продолжения развития научных центров и науки в принципе.

Я привнес в эту тему базовую вещь ― архивные исследования. Когда архитекторы ГИПРОНИИ писали свои диссертации и статьи, у них был прямой доступ к проектной документации внутри института, но они пользовались этим несистемно, не в контексте историко-архитектурных исследований. Те же, кто занимается публикациями про научные центры сегодня, делают это без опоры на архивные источники. Из-за этого появляются мифы, легенды, нарративы, которые за десятилетия их трансляции теряют связь с реальностью. Например, про принципы выбора площадок для научных центров. Существует несколько конкурирующих легенд о том, как лично президент Академии наук Александр Несмеянов выбирал место для строительство Пущино. То ли он летал на вертолете и смотрел на поля с высоты, то ли в отпуске плавал на лодке по Оке и приглядел пригорок, на котором в результате построили город. На самом деле история выбора была очень сложной, длинной и запутанной, а участвовали в нем многочисленные инстанции. Исследование не может полагаться на такое, хотя правда оказывается зачастую устроена куда менее поэтично и более нелинейно, чем миф.

Подмосковные научные центры возникли не от хорошей жизни. Научные институты неплохо чувствовали бы себя внутри Москвы, за исключением объектов, которые в Москве не могли быть в принципе, например взрывного полигона в Черноголовке или Пущинской радиоастрономической обсерватории.

ГИПРОНИИ ― государственный институт по проектированию научно-исследовательских институтов, лабораторий и научных центров Академии наук СССР. Этот ведомственный проектный институт возник на базе Академпроекта, который был организован в структуре Академии наук в 1938 году для проектирования научных учреждений.

Но кроме собственно институтов ГИПРОНИИ проектировал города — такая задача возникла перед Академией наук во второй половине 1950-х, и решать ее зачастую стали собственными силами, не обращаясь к профильным проектным организациям. Все исследуемые мной научные центры возникли на пустом месте, построены по модернистским проектам с нуля. Да, они получили названия от старых населенных пунктов, но ничего не наследовали от них в планировке. Особенно ярко это видно в Пущино и Черноголовке. История Троицка чуть сложнее, в нем не настолько явно прослеживается последовательный градостроительный замысел.

Нужно сказать пару слов о системе ступенчатого обслуживания. Ее высшая точка ― это общегородской центр, его ни в одном научном центре Подмосковья не построили. Вторая ступень ― центры микрорайонного обслуживания, которые можно было наполнять разными функциями: магазины, зрелищные или спортивные залы, парикмахерские, библиотеки и так далее. Третья ступень ― пункт первичного обслуживания. В нем размещались функции, которые закрывали дыры в зонах покрытия обслуживания более высоких уровней. Это тоже могли быть магазины, столы заказов, ремонтные мастерские…

Но общегородские центры не успели построить, потому что было недостаточно средств и их в первую очередь отправляли на строительство жилья и социальной инфраструктуры первой необходимости вроде школ и детсадов. От самой низкой ступени, блоков первичного обслуживания, отказались, потому что их замысел, опробованный впервые в Новосибирске, не оправдал себя. В итоге остался только уровень микрорайона, и построенные на нем здания общественных центров в подмосковных академгородках стали выполнять роль общегородского обслуживания.

В Троицке был задуман грандиозный городской центр в северной части города. Для него частично здания построены, например Дом быта и универмаг. Но единого городского ансамбля, который бы объединял разрозненные районы, нет. Можно проследить нечто общее между микрорайоном «Б» и застройкой Северного жилого района. Это индивидуально спроектированные цокольные жилые этажи у высотных жилых домов, наполненные общественными функциями. Такое решение позволяло увеличить плотность застройки и сохранить лес в микрорайоне «Б», но одновременно упрощало согласование проекта, ведь встроенно-пристроенные блоки жилых домов требовали прохождения куда меньшего числа инстанций, нежели самостоятельные здания. Это привело к тому, что дома стали строиться поверх системы обслуживания.

Микрорайон «А» интересен тем, что был построен во время общего формирования новой советской градостроительной модели. Микрорайон «Б» интересен отходом от этой модели, поиском новых оригинальных решений, попыткой сохранить лес внутри микрорайона. Не зря у архитекторов этого микрорайона получилось добиться экспериментального статуса и послаблений в процессе согласований. Все это, безусловно, встречало множество препятствий, но их преодоление было одной из тривиальных практик для советских архитекторов: ничего интересного сделать без борьбы было невозможно. Застройка северной части Мосгражданпроектом менее интересна, чем решение микрорайона «А» и «Б». Это отчасти стихийное строительство в компромиссных условиях: брали устаревшие типовые панельки. Строили то, что в Москве не нужно, единства в застройке добиваться почти не удавалось.

Согласование любого строительства всегда было предметом торга. Когда академия строила жилье во Фрязино, где тоже планировала развивать научный центр, ей ставились дополнительные требования: вы должны построить не только жилье для сотрудников своего института, но и, например, построить очистные сооружения на весь город, больницу, рассчитанную на всех его жителей. Этими условиями тормозилось проектирование, строительство останавливалось по разным причинам. Власти города вцеплялись в любое ведомство, которое приходило к ним, пытаясь содрать с новичка три шкуры, потому что ни у кого не было средств обеспечить нормы по обслуживанию. Но у Академии наук их тоже не хватало — даже на себя, так что во Фрязино научный центр организовать не вышло, а развивать стали новые городки, где ученые сами были себе хозяевами и средства шли только на инфраструктуру для них самих.

Хотя в справедливой коллаборации строить было бы выгоднее, советская система, у которой по нормам должно быть хорошо, на самом деле больших возможностей для реализации этих норм не имела. Поэтому власти вцеплялись в каждого, кто обладал хотя бы мнимой возможностью, пытались навесить на него обязательства, которых не могла выполнить предыдущая организация.

Еще до начала перестройки наметился вектор остановки развития научных центров. После Олимпиады в принципе ничего, кроме жилья, особо не строилось. Даже в городах ресурсного Минсредмаша никаких общественных зданий больших не строили. В советской экономике не было денег в принципе. Максимум, чего удавалось добиться, например, в Протвино — это пристройка к существующему ДК: костыль, увеличение емкости культурного учреждения, но не за счет нового строительства, а за счет пристройки, которую не надо согласовывать в верхах.