В 2012 году, когда начались первые преобразования Парка Горького, множество других городов захотело себе свой «Парк Горького». Потом в Москве появилось «Зарядье» — и его идея как вирус распространилась по департаментам и администрациям городов и регионов. Сегодня во многих из них можно услышать о новой мечте — о «ГЭС-2».

Появление каждого из этих знаковых объектов сопровождали сломы паттернов и барьеров, но они могли случиться только в Москве, с ее финансовыми и политическими возможностями. Почему-то многим кажется, что столичный опыт можно повторить в других городах, но, к сожалению, это не так.

По Александру Эткинду, существует три формы колонизации: политическое доминирование, экономическая эксплуатация и сокращение культурной дистанции. Я выделяю еще одну — «экспертную колонизацию», которая возникает в ответ на желание «сделать так же» и работает на «эффект беговой дорожки»: стремление слепо бежать за лидером и повторять за ним.

Колонизация во многом стала предтечей другого феномена — глобализации. Но за ней пошел обратный тренд, который принимал разные формы: где-то — «деглобализации», в Японии — «глокализации», в Европе — «регионализации». И действительно, мы нередко думаем о Европе не странами, а отдельными регионами: Каталонией, Баварией, югом Франции и так далее. И сами по себе эти регионы, и их союзы начинают активно отстаивать свои права в рамках всего ЕС. В России самосознание отдельных регионов тоже начинает набирать обороты, и всё чаще звучит термин «локализм».

В результате мы, урбанисты, неизбежно сталкиваемся с необходимостью понять, что такое локальность и как она существует. И задаемся огромным количеством сложных вопросов, которые предопределяют наши шаги при взаимодействии с клиентом, разработке проекта, реализации той или иной задачи. Что такое локальность? Как ее в той или иной форме понять и осознать? Как работать с местным потенциалом, если мы живем в весьма заученных паттернах и всюду хотим разместить «Зарядье»? Как формировать те или иные решения, если мы не понимаем место, как оно живет, как люди там взаимодействуют друг с другом? Как быть с заказчиком из условного города N, который проникнут этим сочным маркетингом про красивые глобальные проекты? Как работать с вовлечением? Нужен ли комплексный анализ? Может ли человек из Москвы работать в других городах или нужно, чтобы в них работали исключительно местные? Как вообще к этому всему подступиться?

В свое время мы в horovod.space выделили семь слоев локальности. Первый — это некий психологический портрет города. Второй — его социальная среда в целом. Третий — культурный слой (наше самое любимое). Четвертый, очень сложный и пугающий многих, — экономика во всех ее форматах. Пятый — пространственные паттерны. Шестой — особенности географии и природы. И седьмой — технологические возможности, навыки и управление (то, о чем мы зачастую вообще забываем). Но есть и нулевой уровень, на котором нужно понять, как нам локализироваться, как выйти из своего привычного круга, как напитаться этим местом, как научиться проживать опыт Перми, Петербурга, Сочи…

Когда мы начинаем работать с каким-либо городом или территорией, наш экспедиционный корпус выезжает на место и, если проект не очень короткий, живет там минимум месяц. Я называю это иммерсивным проектированием. Так я уже пожил в пяти городах России — Санкт-Петербурге, Сочи, Краснодаре, Перми и Хабаровске — и точно знаю, что этот формат очень сильно отличается от туризма. Ты планируешь свои выходные, узнаешь, как работают сервисы «Яндекса», входишь в повестку, подписываясь на основные каналы города, на его губернатора и основных креативных персон, узнаешь и читаешь ключевую местную литературу, ищешь свой новый любимый кроссфит, знакомишься с жителями, устанавливаешь Тиндер.

В начале года мы две недели провели в Хабаровске при температуре «ощущается как» от −30 до −50. Каждый день мы одевались во всё, что только могли, и на улице сразу ныряли в такси, понимая, что жизнь при таком морозе практически невыносима. Это очень сильно повлияло на сформированную концепцию объекта, над которым мы там работали. Личное проживание этого холода, как и зноя, гнуса, полярной ночи, тропических дождей, которые стоят в Красной Поляне половину апреля и весь май, подъема в гору своими ногами, а не на такси, сидения в петербургском тумане, очень сильно влияет на нас, наш опыт и наши решения. Помню, мне нужно было подумать, как превратить Краснодар в город-сад. Просидев 40 минут в пробке в невыносимой жаре, я просто отказался от этой идеи.

Один из моих любимых мной примеров — Пермь (я практически научился произносить смягченное «р»). Мы работали в этом городе весь прошлый год. Это весьма закрытый, герметичный город, причем на разных уровнях — там даже современный аэропорт с неработающими рукавами, а из соседнего Екатеринбурга сюда проще попасть через Москву. Мне потребовалось лично прожить в Перми много месяцев, изнутри погрузиться в местные паттерны и пройти по всем семи слоям локальности, чтобы в какой-то момент мы с обожаемыми мною пермяками смогли начать друг друга слышать. Но в итоге это позволило нам подойти к проектированию объекта с совершенно другим уровнем глубины.

Тиндер — замечательный инструмент для исследования локальности. Например, в Москве к мужчинам есть три основных требования: чтобы был высокий, чтобы смешил и чтобы не было жены (хотя бы сейчас). В Сочи — абсолютная «Сочифорния»: все хайповые, осознанные, катаются на скейтах и серфе. Во Владивостоке очень часто повторяется слово «счастье», и в целом всё достаточно позитивное. А вот в городах с ощутимым оттоком населения часто ищут мужа с целью создать семью. Так как Тиндер — это место, где ты ищешь партнера, не столь важно, на короткий период или на всю жизнь, — ты так или иначе продвигаешь в нем ценности, одобряемые социумом. Это позволяет нам изучить место под еще одним углом.

Есть такой ресурс — World Values Survey, для которого каждый год проводят оценку мировых ценностей по определенному показателю. Он позволяет посмотреть, какие страны нам близки, а какие не очень, и таким образом понять, что, например, идея применить японский опыт в российской действительности вряд ли окажется рабочей. У каждого города в Тиндере можно обнаружить свой паттерн и затем, как в World Values Survey, посмотреть на их матрицу.

Моя мечта — разработать инструмент, который сможет вытаскивать из Тиндера эти паттерны. Пока же по меньшей мере можно посмотреть, как и на каком фоне фотографируются пользователи этого приложения. Например, в Перми каждая четвертая фотография сделала на фоне Камы. Пермяки говорят: «Кама — это самое главное, что у нас есть». Почему? Что в ней такого феноменального? Я понял это, только когда пожил около нее несколько месяцев. И, если бы у меня был Тиндер в Перми, я бы точно выбрал для него свое фото на фоне Камы.