Я не люблю термин «ЖКХ», предпочитаю «жилищно-коммунальный комплекс». Если ЖКХ ― это хозяйство, то подразумевается, что у него есть хозяин. Это ментально важно. Мы ждем, что придет хозяин и проблемы решит. А у нас у каждого дома множество хозяев, одного хозяина давно нет. Поэтому можно говорить о комплексе и элементах, которые взаимодействуют между собой.

Это большой сектор экономики с множеством занятых в нем людей, и к его регулированию нужно подходить экономически. Социальный же вопрос нужно решать через инструменты поддержки тех, кто в этой помощи нуждается.

Начало нынешнего кризиса я отсчитываю с момента, когда на уровне федерального законодательства были введены предельные индексы изменения стоимости коммунальных услуг. Практически каждый год они были ниже уровня инфляции. С начала 2015 года стоимость коммунальных услуг отстала на 19,8%. Это означает, что в приведенных ценах в 2023 году коммунальные предприятия в стране получили на 700 млрд рублей меньше, чем в 2014 году, то есть примерно 20% от общей выручки коммунального сектора. Отрасль стала получать намного меньше денег, вместе с тем каждый из нас рад, что коммунальные услуги растут не очень сильно.

При этом парадоксальный факт: доля домохозяйств с низкими доходами, которые получают помощь по оплате жилищно-коммунальных услуг, только сокращается. Сейчас их меньше 5%. Стоимость коммунальных услуг росла даже медленнее, чем доходы таких домохозяйств.

Недофинансирование коммунальной инфраструктуры приводит к двум вещам: отсутствию модернизации и низкой привлекательности труда. Если мы проанализируем большинство аварий, то окажется, что все стало «на тоненького», вероятность новых эксцессов только растет. И возрастает фактор некомпетентности, человеческого влияния. Технологический износ и часто компетентность — эти факторы имеют ключевое значение.

Государство сейчас финансирует поставщика, а не потребителя. В чем парадокс этой ситуации? Доля бюджетных расходов в коммунальном секторе все увеличивается, Это означает, что мы субсидируемым не бедных, а богатых, тех, кто больше потребляет, у кого больше квадратных метров.

Моя оценка: все кросс-финансирование, когда один платит за другого, ― это плохие инструменты. Нужно разделять экономику коммунальной инфраструктуры и социальную помощь тем, кому она должна оказываться. Как только начинаем смешивать, получается беда.

У коммуналки есть серьезный социальный аспект. Он связан с тем, что коммунальные услуги должны быть доступны финансово. Но критериев доступности просто нет.

Коммунальные услуги характеризуются неконкурентностью потребления. Наша система водоснабжения проектируется таким образом, чтобы когда все одновременно откроют кран с водой, то в последнем кране была вода. Такие системы проектируются с серьезным запасом, чтобы обеспечить эту самую неконкурентность. Технологически мы это хорошо делаем. У системы теплоснабжения запас такой, чтобы даже в самый лютый мороз у людей должно быть тепло. Лютого мороза может и не быть, но сети с таким запасом работают, и мы за это в конце концов должны заплатить как потребители.

Возникает вопрос, что такое финансовая неконкурентность и каковы ее критерии. У нас этих критериев нет. Я считаю, что таким критерием является доля домохозяйств, которые участвуют в программе жилищных субсидий. В нулевые годы в ней участвовали 12,5% домохозяйств, сейчас — около 4,5%. В практике западных стран считается, что порядка 20% домохозяйств, которые получают разную финансовую поддержку по оплате жилищно-коммунальных услуг, ― вполне допустимая история.

Надо договориться. Если мы об этом договариваемся, то понимаем, и что рост тарифов возможен, и какой у этого потенциал. К сожалению, серьезных исследований, когда мы пытаемся построить цельную картину, в этом секторе нет. И каждый раз мы начинаем тушить пожар.

С технологической точки зрения инженерная инфраструктура — это единая система: котельная, распределительные сети, система внутри дома. Но на отдельных элементах часто присутствуют разные собственники. Подольск этому пример: котельная в частной собственности, сети — в муниципальной. И там мы увидели несогласованность всех участников процесса.

Главная проблема, почему авария была длительной: котельную могли относительно быстро отремонтировать, а вернуть в нормальное состояние замерзшие дома ― нет, потому что это была мелкая распределенная работа. Именно она влияла на то, что отдельные дома подключались больше недели. Эту ситуацию в один день не изменишь, но менять ее точно нужно.

Мы живем на советском наследстве много лет. История, когда авария сопровождалась большими морозами, тоже неслучайна. Максимальная нагрузка и внешние условия усугубляют ситуацию. Конечно, хорошо было бы волшебной палочкой завтра сделать по-другому, но по-быстрому не получится.

Коммуналка ― это в значительной степени трубы под землей. Самый большой износ у сетевого хозяйства. Нужно отремонтировать от 2 до 3,5% сетей в год. Даже если будет куча денег, перекопать половину города за один сезон никто не сможет. Техники не будет, рабочих рук не будет, горожане это позволят… Эта работа должна быть плановой, понятной и прогнозируемой. Прогнозируемость ― ключевая история в этом смысле.

Бюджетные федеральные деньги никогда не спасут, их никогда не хватит, их неэффективно используют, и до последнего муниципального образования они не дойдут. А ставка на государственно-частное партнерство просто не оправдалась, сейчас чиновники от этого открещиваются.

Концессии работают формально. Когда они заключаются на 30–40 лет ― по существу, это просто приватизация. Фигурируют триллионы рублей, а по факту привлечение денег в коммунальный сектор совсем небольшое ― концессия есть, а инвестиций нет.

Казалось бы, очень простая схема ― дать возможность договориться о цене в рамках концессии на разумных сроках порядка пятнадцати лет. Тогда бы это могло работать. У нас этого не происходит, потому что каждый год тариф ― это большая новость.

В системах сетевого хозяйства важно оптимальное давление. Если давление оптимальное, тогда вероятность аварии будет меньше. А все что связано с давлением, ― это задача цифровизации.

Разберемся на примере воды. Ее мы потребляем крайне нестационарно. Много утром, относительно много вечером, мало днем и совсем не потребляем ночью. Можно ставить частотные электродвигатели, и если нет забора воды, давление стравливать ― отсюда меньше аварий, меньше потребления электроэнергии и так далее. Для этого нужно иметь информацию о потреблении в режиме онлайн. Эту историю можно автоматизировать. Такая же история может быть и в теплоснабжении. Объем тепла зависит от погоды на улице. И вариативность применения здесь еще больше.

Таких историй, когда мы можем через относительно простые решения снизить вероятность аварийности ситуации, не меняя основных фондов, тоже множество. Этим нужно системно заниматься и искать инструменты.

Все заказчики инструментов территориального планирования свято верят, что город будет расти экстенсивно: сегодня 100 человек живет, а завтра плюс 30 тысяч. Хотя демография у нас повернута совсем на другое. Очень часто, когда начинаешь с потенциальным заказчиком говорить, что они замахнулись совсем не по ситуации, это политически не проходит.

Инфраструктура должна соответствовать городу. Больше город ― больше инфраструктура. Мы политически ориентированы на экстенсивный рост и пытаемся с учетом этого разгонять инфраструктуру. Расползание городов приводит к тому же. Поэтому расползание городов ― это не только транспортная проблема, но также инженерная. Города становятся больше, услуги становятся дороже.

В тепле и воде есть серьезная проблема в избытке мощностей, за которые мы платим. У нас про это почти не говорят. Никто не говорит, что надо сокращать технологические мощности.