шефство над присоединенным территориями. как и зачем
С прошлого лета новым регионам стали доступны все федеральный финансовые инструменты поддержки: главы военных администраций территорий ДНР, ЛНР и Запорожской области приезжают в Москву на обучение, планируют брать казначейские кредиты и выигрывают федеральные гранты на благоустройство комфортной городской среды. В только что завершившемся Всероссийском конкурсе лучших проектов комфортной среды выиграло 8 заявок c присоединенных территорий. О том, каково работать с присоединенными территориями, рассказывают коллеги по цеху, которые согласились.
Павел парамонов, директора Института регионального развития тверской области
Институт регионального развития Тверской области сделал две заявки для Запорожской области — по Бердянску и Приморску. Оба города получили федеральные гранты.
— Откуда пришел запрос на подготовку заявок и почему вы решили согласиться?
— Запрос пришел со стороны Минстроя РФ. Мне позвонили напрямую. Я получил одобрение губернатора, и мы сделали две заявки за свой счет. Это можно расценивать как помощь: никто не заставлял нас, шанс отказаться всегда есть, мы ведь некоммерческая организация. Но это Российская Федерация, мы курирующий регион, там специалистов нет. Вне зависимости от того, чья это территория, Приморск, Бердянск ― прекрасные города. Я не занимаюсь выпуском мин, снарядов и так далее. Наши проекты направлены на созидание, чья бы это ни была территория, и я считаю эту работу очень важной.
В отношении комфортной городской среды украинские города сильно отстали от России, Украина не уделяла достаточно внимания. Например, Бердянск и Приморск выглядят хуже, чем города тверские. Очевидно, что было недостаточно денег. Наследие Советского Союза поддерживали, а основное было провалено. Бердянск был всесоюзный курорт. Сейчас там 32 га санаториев стоят без окон, без дверей, это было до 2019 года, до войны, до всего. Выглядит печально. Гостиниц нормальных нет, хотя город крупный. Там есть над чем работать, если говорить про городское развитие.
— Как построили работу с заявкой?
— Основным контактным лицом была военная администрация, она и проводила вовлечение. Мы оказали местным специалистам методическую поддержку для соучастия дистанционно, а на территорию ездил я один, команду не брал. Мы проводили и фокус-группы, и личные встречи. Очевидно, что у людей остается нервозность по поводу будущего, но когда люди включались, то все боли у них такие же, как в Тверской области. У людей колоссальный запрос на изменения: они хотят видеть свое будущее на территории, предлагают сами, что где можно сделать. В Бердянске, например, были очень активные общественные слушания, даже скорее получился полноценный проектный семинар, когда пришли очень заинтересованные люди.
Но, конечно, сама работа над заявкой велась кабинетно: я не мог взять на себя ответственность привезти туда команду. И это наложило сильные ограничения на работу: наш аналитический центр собрал из Интернета все, что можно было из украинских источников. Российских источников пока недостаточно. Мы даже точно не знаем количество жителей. После начала военных действий военная администрация оценивает количество уехавших в 30%. В нулевых годах численность населения Бердянска была примерно 100 тысяч жителей, сейчас они считают, что тысяч 70. Есть замеры по хлебу, потреблению электроэнергии, хлебобулочных изделий — по ним можно приблизительно понять численность населения.
Что касается состава заявки, то, конечно, не все документы мы могли предоставить. Росстат пока не делает справки о численности населения, нет писем о специальной поддержке бизнеса, и мы прекрасно понимаем, что экономическая часть заявки проработана слабо. Минстрой это понимает: включение этих территорий в конкурс — политическая акция. Мы говорим, что это территория Российской Федерации и все существующие программы поддержки на нее распространяются. В целом мы высоко оцениваем инвестиционную привлекательность Бердянска и Приморска за счет Азовского моря. Но сейчас мы оказываем поддержку этим территориям, и это нормально.
— Как, на ваш взгляд, будет устроена реализация проекта?
— Там сейчас уже идет большая работа: строятся дома, подстанции, газовые котельные, дороги. Много денег проинвестировано, там работает много российских специалистов и российских компаний. Риски, что это все будет разрушено в ходе боевых действий, конечно, есть. Но как мы чиним Крымский мост, так починим и Бердянск. Это тот и риск, и та данность, которую мы изначально оцениваем, соглашаясь на проект.
— Откуда пришел запрос на подготовку заявок и почему вы решили согласиться?
— Запрос пришел со стороны Минстроя РФ. Мне позвонили напрямую. Я получил одобрение губернатора, и мы сделали две заявки за свой счет. Это можно расценивать как помощь: никто не заставлял нас, шанс отказаться всегда есть, мы ведь некоммерческая организация. Но это Российская Федерация, мы курирующий регион, там специалистов нет. Вне зависимости от того, чья это территория, Приморск, Бердянск ― прекрасные города. Я не занимаюсь выпуском мин, снарядов и так далее. Наши проекты направлены на созидание, чья бы это ни была территория, и я считаю эту работу очень важной.
В отношении комфортной городской среды украинские города сильно отстали от России, Украина не уделяла достаточно внимания. Например, Бердянск и Приморск выглядят хуже, чем города тверские. Очевидно, что было недостаточно денег. Наследие Советского Союза поддерживали, а основное было провалено. Бердянск был всесоюзный курорт. Сейчас там 32 га санаториев стоят без окон, без дверей, это было до 2019 года, до войны, до всего. Выглядит печально. Гостиниц нормальных нет, хотя город крупный. Там есть над чем работать, если говорить про городское развитие.
— Как построили работу с заявкой?
— Основным контактным лицом была военная администрация, она и проводила вовлечение. Мы оказали местным специалистам методическую поддержку для соучастия дистанционно, а на территорию ездил я один, команду не брал. Мы проводили и фокус-группы, и личные встречи. Очевидно, что у людей остается нервозность по поводу будущего, но когда люди включались, то все боли у них такие же, как в Тверской области. У людей колоссальный запрос на изменения: они хотят видеть свое будущее на территории, предлагают сами, что где можно сделать. В Бердянске, например, были очень активные общественные слушания, даже скорее получился полноценный проектный семинар, когда пришли очень заинтересованные люди.
Но, конечно, сама работа над заявкой велась кабинетно: я не мог взять на себя ответственность привезти туда команду. И это наложило сильные ограничения на работу: наш аналитический центр собрал из Интернета все, что можно было из украинских источников. Российских источников пока недостаточно. Мы даже точно не знаем количество жителей. После начала военных действий военная администрация оценивает количество уехавших в 30%. В нулевых годах численность населения Бердянска была примерно 100 тысяч жителей, сейчас они считают, что тысяч 70. Есть замеры по хлебу, потреблению электроэнергии, хлебобулочных изделий — по ним можно приблизительно понять численность населения.
Что касается состава заявки, то, конечно, не все документы мы могли предоставить. Росстат пока не делает справки о численности населения, нет писем о специальной поддержке бизнеса, и мы прекрасно понимаем, что экономическая часть заявки проработана слабо. Минстрой это понимает: включение этих территорий в конкурс — политическая акция. Мы говорим, что это территория Российской Федерации и все существующие программы поддержки на нее распространяются. В целом мы высоко оцениваем инвестиционную привлекательность Бердянска и Приморска за счет Азовского моря. Но сейчас мы оказываем поддержку этим территориям, и это нормально.
— Как, на ваш взгляд, будет устроена реализация проекта?
— Там сейчас уже идет большая работа: строятся дома, подстанции, газовые котельные, дороги. Много денег проинвестировано, там работает много российских специалистов и российских компаний. Риски, что это все будет разрушено в ходе боевых действий, конечно, есть. Но как мы чиним Крымский мост, так починим и Бердянск. Это тот и риск, и та данность, которую мы изначально оцениваем, соглашаясь на проект.
руслан гильманов, руководителя архитектурного бюро ABAU (татарстан)
Команда Республики Татарстан работает над проектом набережной в городе Мариуполь. Он уже находится в процессе реализации.
— Откуда пришел запрос на подготовку проекта и почему вы решили согласиться?
— Запрос на разработку проекта пришел от Республики Татарстан в октябре 2022 года. Мне скинули фотографии набережной как в Анапе или Абхазии с благоустройством 2000-х годов и самостроем и спросили, что я думаю. Я ответил, что хорошо бы привести в порядок. Потом сказали, что это Мариуполь, и спросили, возьмусь ли. Я думаю, что в любом случае город надо восстанавливать и людям надо где-то жить, поэтому и взялся. Никаких этических вопросов не было: через неделю мы уже поехали исследовать территорию проектирования.
Не важно, в составе какой страны, но люди хотят жить комфортно и на нормальном уровне. Поэтому главная мотивация, как бы пафосно это ни звучало, это миссия архитектора менять среду, архитектуру и пространства, которые помогали бы человеку подниматься в своем культурном и духовном уровне. Для меня это миссия человека, который своим ремеслом может восстановить что-то разрушенное в ходе войны. Я так считаю: делай, что должно, и будь что будет.
— Как построили работу над проектом?
— Работа велась в несколько итераций. Первые несколько месяцев у нас была активная коммуникация с главным архитектором города и со стейкхолдерами непосредственно находятся на набережной, например с директором яхт-клуба. Специалисты из отдела главного архитектора хорошо шли на контакт. После Нового года, в 2023 году, коммуникации с городом уже практически не было. Например, если непонятно, чье здание или участок, это решали с администрацией. Все остальное по части проектных решений мы уже делали без них.
Мы были на территории несколько раз. В первый наш приезд, конечно, был легкий шок от того, насколько сильно все разрушено. Правда, оппозиционные СМИ опубликовали фотографии только самых разрушенных окраин, потому что это высотная застройка и наиболее выгодные тактические точки для удара. Но были и целые районы с хрущевками, которые практически не пострадали. Город восстанавливают и отстраивают оперативно: десятками стоят грузовики с готовыми панельными секциями от Ростова в сторону Мариуполя. С нашего первого приезда осенью сейчас уже многие инфраструктурные объекты восстановлены, почти все дороги в идеальном состоянии. Видно, что большинство зданий сталинского периода восстанавливают. Панельки советские, конечно, сносят, но я думаю, что на их месте скоро возведут новые многоэтажные дома.
На первых этапах мы максимально копали исторические данные, смотрели городской контекст, как город развивался и как он появился. Также, естественно, было подробное вовлечение. Это были сессии и глубинные интервью с молодежью. Мы познакомились с очень классными местными старшеклассниками, которые застали все события последних лет и готовы думать над дальнейшим развитием территории. У людей самые обыкновенные запросы: просили площадки для йоги и для занятий с собаками. Люди на контакт шли охотно. Я думаю, что не было жесткого недоверия, потому что по итогу первого выезда было четкое ощущение, что городом практически не занимались с 90-х годов. Всего пару парков на весь город, новых не строили последние несколько лет. Большой приморский парк, где мы делали проект, выглядел заброшенно: куча заросших дорожек, даже асфальт зарос так, что не видно, что он там есть.
По итогам вовлечения мы собрали много данных. Но, к сожалению, из-за того, что не было четкого ТЗ и оно появилось через 8 месяцев после начала проектирования, большая часть этой информации ушла в стол. Сейчас сам проект больше похож на линейное благоустройство, просто восстановление территории. Но даже такие небольшие улучшения сейчас очень важны. Чувствуется, что с нашего первого приезда вернулось много людей. Город зажил, на той же набережной постоянно много людей отдыхает. Если в октябре того года было много военных патрулей, то сейчас их уже почти нет.
— Как устроена реализация проекта?
— Набережную строит татарстанская компания: уже готова разбивка, частично покрытия, в ближайшее время мы ждем поставки МАФов. Конечно, основные опоры освещения, МАФы приходится возить с других регионов, и это накладывает логистические сложности. По части профессиональных ресурсов, то где-то две трети рабочих местные или из соседних новых регионов, а одну треть компания привезла из Татарстана.
— Откуда пришел запрос на подготовку проекта и почему вы решили согласиться?
— Запрос на разработку проекта пришел от Республики Татарстан в октябре 2022 года. Мне скинули фотографии набережной как в Анапе или Абхазии с благоустройством 2000-х годов и самостроем и спросили, что я думаю. Я ответил, что хорошо бы привести в порядок. Потом сказали, что это Мариуполь, и спросили, возьмусь ли. Я думаю, что в любом случае город надо восстанавливать и людям надо где-то жить, поэтому и взялся. Никаких этических вопросов не было: через неделю мы уже поехали исследовать территорию проектирования.
Не важно, в составе какой страны, но люди хотят жить комфортно и на нормальном уровне. Поэтому главная мотивация, как бы пафосно это ни звучало, это миссия архитектора менять среду, архитектуру и пространства, которые помогали бы человеку подниматься в своем культурном и духовном уровне. Для меня это миссия человека, который своим ремеслом может восстановить что-то разрушенное в ходе войны. Я так считаю: делай, что должно, и будь что будет.
— Как построили работу над проектом?
— Работа велась в несколько итераций. Первые несколько месяцев у нас была активная коммуникация с главным архитектором города и со стейкхолдерами непосредственно находятся на набережной, например с директором яхт-клуба. Специалисты из отдела главного архитектора хорошо шли на контакт. После Нового года, в 2023 году, коммуникации с городом уже практически не было. Например, если непонятно, чье здание или участок, это решали с администрацией. Все остальное по части проектных решений мы уже делали без них.
Мы были на территории несколько раз. В первый наш приезд, конечно, был легкий шок от того, насколько сильно все разрушено. Правда, оппозиционные СМИ опубликовали фотографии только самых разрушенных окраин, потому что это высотная застройка и наиболее выгодные тактические точки для удара. Но были и целые районы с хрущевками, которые практически не пострадали. Город восстанавливают и отстраивают оперативно: десятками стоят грузовики с готовыми панельными секциями от Ростова в сторону Мариуполя. С нашего первого приезда осенью сейчас уже многие инфраструктурные объекты восстановлены, почти все дороги в идеальном состоянии. Видно, что большинство зданий сталинского периода восстанавливают. Панельки советские, конечно, сносят, но я думаю, что на их месте скоро возведут новые многоэтажные дома.
На первых этапах мы максимально копали исторические данные, смотрели городской контекст, как город развивался и как он появился. Также, естественно, было подробное вовлечение. Это были сессии и глубинные интервью с молодежью. Мы познакомились с очень классными местными старшеклассниками, которые застали все события последних лет и готовы думать над дальнейшим развитием территории. У людей самые обыкновенные запросы: просили площадки для йоги и для занятий с собаками. Люди на контакт шли охотно. Я думаю, что не было жесткого недоверия, потому что по итогу первого выезда было четкое ощущение, что городом практически не занимались с 90-х годов. Всего пару парков на весь город, новых не строили последние несколько лет. Большой приморский парк, где мы делали проект, выглядел заброшенно: куча заросших дорожек, даже асфальт зарос так, что не видно, что он там есть.
По итогам вовлечения мы собрали много данных. Но, к сожалению, из-за того, что не было четкого ТЗ и оно появилось через 8 месяцев после начала проектирования, большая часть этой информации ушла в стол. Сейчас сам проект больше похож на линейное благоустройство, просто восстановление территории. Но даже такие небольшие улучшения сейчас очень важны. Чувствуется, что с нашего первого приезда вернулось много людей. Город зажил, на той же набережной постоянно много людей отдыхает. Если в октябре того года было много военных патрулей, то сейчас их уже почти нет.
— Как устроена реализация проекта?
— Набережную строит татарстанская компания: уже готова разбивка, частично покрытия, в ближайшее время мы ждем поставки МАФов. Конечно, основные опоры освещения, МАФы приходится возить с других регионов, и это накладывает логистические сложности. По части профессиональных ресурсов, то где-то две трети рабочих местные или из соседних новых регионов, а одну треть компания привезла из Татарстана.