познакомьтесь с кириллом болдыревым

Как работает удивительный ученый, который покупает оборудование на AliExpress и ищет аспирантов в соцсетях

Интервью: Лена Верещагина Фото: Влад Фальков

Кирилл Болдырев идеально подходит под определение «молодого и перспективного троицкого ученого». Он кандидат наук, старший научный сотрудник ИСАНа. Он регулярно получает премии и гранты, а недавно получил сертификат на покупку квартиры и теперь живет в Троицке.

Мы поговорили с Кириллом о том, зачем он приехал в Троицк 12 лет назад, почему городу не нужен свой вуз и что действительно волнует молодых ученых.

Троицк — не родной город для Кирилла Болдырева. До 25 лет он жил на даче Муромцева — последнем деревянном доме стародачного Царицына. В этом месте решил поселиться первый председатель Государственной Думы Российской империи, здесь Иван Бунин познакомился со своей будущей женой. В 70-х в доме собиралась творческая и научная интеллигенция, работали и гостили художник Константин Васильев, писатель Венедикт Ерофеев, скульптор Константин Клыков, режиссер Борис Юхананов, художник Илья Глазунов и многие другие.

Тут жила прабабушка и бабушка Болдырева, родились его отец, братья и сестры. В 90-х традиции никуда не исчезли — здесь по-прежнему проводились литературные чтения, выставки, музыкальные вечера. В нулевых власти решили снести дом, за этим последовали годы судебных разбирательств. В первые январские дни 2010-го у Болдыревых не осталось дома — он сгорел, и семья с маленькими детьми несколько следующих лет ютилась у друзей.

Те края — это Родина с самой большой буквы. Люблю Царицынский парк. Его, конечно, испортили — сделали причудливую помесь французского с английским. Приезжим, может, и хорошо, а вот местные недовольны, причем не только люди, но и соловьи. Соловьи селятся в кустарниках, и в год, когда вырубали Царицыно, а у нас рядом с домом был прекрасный сад, — мы спать не могли, потому что соловьи со всего парка слетелись к нам.

В троицком Институте спектроскопии РАН работал отец Кирилла, правда, в 90-х, когда наступило безденежье, был вынужден уйти и заняться обслуживанием научных приборов, но настоял, чтоб сын пошел по его стопам. В итоге Кирилл поступил на факультет экспериментальной и теоретической физики МИФИ: дорога от дома в Царицыне до института занимала 20 минут. Отец же посоветовал проходить дипломную практику в ИСАНе, месте для Кирилла не новом — первый раз он был здесь в свои пять лет.

Я заканчивал кафедру физики твердого тела. Это широкая специализация, поэтому в качестве места для написания дипломной работы мне подходило много научно-исследовательских институтов. Считаю, что инициатива поиска места должна исходить от студента. При этом необходимо расставить приоритеты. Кто-то гонится за престижной работой, кто-то гонится за интересной работой. Но человек, который будет гнаться в науке за деньгами, так или иначе уйдет. Деньги в науке зарабатывать можно, но ученым при этом стать вряд ли получится.

Болдырев пришел в ИСАН в 2005 году, студентом третьего курса. В науке особенно важно, в какую среду попадаешь, а еще важен выбор лаборатории и руководителя — ему здесь понравилось. Но по окончании МИФИ трем лучшим студентам кафедры, в число которых входил и Кирилл, предложили продолжить обучение в докторантуре во Франции. Отец отговорил («Не вздумай ехать за рубеж никем»), а лучший друг Кирилла согласился. Согласился, четыре года «занимался неинтересной работой» и в итоге вернулся.

*Только 32% опрошенных на вопрос «Были бы Вы рады, если бы Ваш ребенок захотел стать ученым?» отвечают положительно.

*здесь и далее данные исследования «Российская наука в цифрах»

Почему я остался? В начале 2010-х появилась надежда, все смотрели с оптимизмом в будущее. Тогда ученым стало резко легче жить — множество маленьких, но улучшений (положительная производная — это же самое главное!). Например, молодым ученым стали давать жилищные сертификаты. И молодежь перестала смотреть на Запад. Сейчас производная улучшения не просто отрицательная, она устремилась в крутое пике.

Свой институт Болдырев называет «демократичным», «молодым» и «маленьким, да удаленьким». Здесь работает около 80 человек — пять отделов и тесное комьюнити. Все не только друг друга знают, но и вместе работают над исследованиями.

За 13 лет работы в институте Кирилл Болдырев защитил кандидатскую диссертацию, стал старшим научным сотрудником лаборатории Фурье-спектроскопии, обладателем многих престижных грантов и наград, в частности трехкратным лауреатом грантов президента РФ и лауреатом премии правительства Москвы. Кирилл уже несколько лет сам руководит студентами и аспирантами. В прошлом году он выпустил своего первого кандидата физико-математических наук, но аспирантка не осталась работать в институте, а уехала в США.

*Средний возраст кандидата наук в России — 51 год.

Одна из важных проблем, из-за которой молодежь уходит, — отсутствие ставок. По президентским майским указам, ученые должны получать зарплату вдвое выше средней по региону. Некоторая сумма была выделена на увеличение зарплаты для части научных сотрудников, при этом финансирование других статей расходов только уменьшается. Людей переводят на полставки, на 0,2 ставки, чтобы закрыть дыры в бюджете. Добавление ставки приводит к тому, что институту приходится искать дополнительные деньги.

Но если студент работает хорошо, если я вижу, что ему интересно и он увлекся темой, я в лепешку разобьюсь, но постараюсь его оставить.

В ИСАНе студентов мотивируют как могут: платят поощрительные 500 рублей за каждое посещение, понимая, как неудобно добираться до Троицка. Хотя деньги здесь и не главное. Из двадцати человек, которые приходят писать диплом, работать в институте остается один.

Ситуация с обновлением научных кадров осложняется недавними реформами аспирантуры. Раньше академическая аспирантура в вузах производила педагогические кадры, институтская же готовила профессиональных научных работников. Теперь же аспирантура стала ступенью университетского образования.

Маленький научный институт лишился «самого главного преимущества» для привлечения молодежи — возможности взять в аспирантуру.

В прошлому году у ИСАНа появилась совместная программа аспирантуры с ВШЭ — продукт долгих переговоров сторон. Получился бартер: институт получает аспиранта, университет — необходимые публикации. «Наукометрия» — еще одно новое веяние российской системы.

А в марте Кирилл написал пост во «ВКонтакте», начинающийся со слов «ищу аспиранта(-ку)...»

Брать в аспирантуру, не имея опыта работы с человеком, — это очень ответственно. Вдруг он окажется не очень заинтересованным? А ведь мне с ним работать четыре года. Это круче, чем жениться, что ли...

Я не знал, как это сработает, — думал, мне напишут один-два человека. А написало два десятка, из разных регионов России. Я провел короткие собеседования и в итоге рекомендовал парня, у которого были самые «горящие» глаза.

Почему не нашлось аспиранта из Троицка? И могла бы ситуация измениться, если бы в городе был университет? Кажется, не в этом дело.

За все время существования троицких институтов молодые ребята сюда приезжали сами, а не воспроизводились в городе. Сейчас в Высшей школе экономики открылся факультет физики, который выпускает 30 студентов и 10 аспирантов в год. Это то количество, которое научные институты Троицка спокойно «переработают». Но все же научный сотрудник — не массовая профессия. Поэтому, пожалуй, отдельный вуз Троицку не нужен, достаточно выпускников ведущих вузов. Сейчас все упирается в отдаленность Троицка: все же ежедневные поездки изматывают и морально, и физически, и финансово. И общежитие для сотрудников/аспирантов вредным не было бы.

Что делать троицкому школьнику-выпускнику, если он все же хочет попасть на работу в троицкий институт? Ученый отвечает: поступить в физический вуз, прийти и заявить о своем желании заниматься наукой. А потом «отпроситься» делать диплом в Троицк. Вот так просто.

В посте с поиском аспиранта Кирилл обещал «плюшки» — заработок который «может доходить до 100 тысяч рублей в месяц». Стоит оговориться, что такой заработок будет, но не сразу. 30 тысяч рублей — стипендия аспиранта ВШЭ, 20 тысяч рублей — институтская ставка (которую еще выбить надо), остальное зависит от получения грантов в лаборатории и активности будущего сотрудника.

*Только 0,6 выпускников вузов поступают на работу в должности исследователей.

*Только 1 из 20 исследователей проходит обучение в аспирантуре.

Когда я был аспирантом, при проведении круглосуточных экспериментов мы ночевали на стульях. Сейчас проще — есть диванчик. Мне кажется, будущий ученый должен пройти через подобное. Не через нужду, а через осознание интереса.

Работа лаборатории Болдырева финансируется из средств государственного задания, программ Академии наук и грантов. Он получил грант президента РФ — 1,2 миллиона на два года. Еще один личный грант ученый потратил на покупку нового лазера стоимостью 650 тысяч рублей взамен сгоревшего: «Просто вся работа лаборатории остановилась, и надо было что-то делать».

Я работал в национальных лабораториях во Франции, Голландии, США, Германии. Там в науке все гораздо менее бюрократизировано, и нужное оборудование дают просто по заявке. У нас же нужно пятьсот страниц написать, почему мне это действительно нужно, но, как показывает практика, это все равно ни к чему не приведет.

Сейчас финансирования на покупку оборудования катастрофически не хватает. Кирилл показывает криостат и установку по исследованию люминесценции — они сделаны из комплектующих, купленных из его зарплаты на AliExpress. С помощью этого оборудования была сделана работа, которая отправлена в престижный физический журнал Physical Review Letters.

*Доля устаревшего оборудования (старше 10 лет) в фондах науки составляет 17.2%

Когда я прихожу на рынок, у меня первая мысль: «Чего бы такого купить для лаборатории?». Вижу какую-то интересную штучку — лазер, реактив, стеклянную колбу, — сразу думаю, куда бы ее приспособить. Если другие всё тащат в дом, то я — в лабораторию.

Грантовое финансирование зависит от активности конкретных людей — «хочешь жить, умей вертеться». Болдырев говорит, что подает заявки «везде, где только можно». Лаборатория неоднократно получала гранты Российского научного фонда, Российского фонда фундаментальных исследований, Министерства образования и науки, Фонда развития малого и среднего предпринимательства.

Один из самых крупных грантов для лаборатории — пять миллионов рублей. Сумма внушительная, но 20% из них уходит на обеспечение хоздеятельности института. Оставшиеся четыре миллиона нужно разделить на десятерых сотрудников, вычесть все налоги и поделить на 12 месяцев. В итоге получается около 18 тысяч рублей в месяц, которые можно прибавить к зарплате, и это если не покупать никакое оборудование.

В ИСАНе занимаются как фундаментальными, так и прикладными исследованиями. Болдырев говорит, что зачастую прикладные исследования менее интересны: нужно дать немедленный ответ на узко поставленный вопрос. Задача фундаментальной науки — «не гнаться за коммерческими приложениями и сиюминутным вкладом, а постоянно увеличивать знания». Фундаментальную науку сложно оценить по конкретному результату. Ученый сетует на то, что ФАНО заставляет их писать планы «на десятилетия вперед», требуя дать информацию, сколько и каких открытий будет сделано в конкретный год. Это отнимает до половины рабочего времени.

Считается, что развитая страна должна содержать фундаментальную науку. Это условие для выживания страны. Потеря такой прослойки чревата проблемами.

Складывается впечатление, что нашему государству это непонятно. Правила игры постоянно меняются: в начале года — одни, в середине — другие, в конце — третьи. В итоге думать о научной задаче практически невозможно. Ученый должен быть свободным, потому как творчество возможно только в свободном состоянии. А свободы все меньше и меньше.

Ученый — это человек, у которого основная функция — придумывать и делать что-то совершенно новое. Такие люди важны любому государству, потому что они являются генераторами идей. Считается, что развитая страна должна содержать фундаментальную науку. Это условие для ее выживания. Потеря такой прослойки чревата большими проблемами.

Складывается впечатление, что нашему государству это непонятно. Правила игры постоянно меняются: в начале года — одни, в середине — другие, в конце — третьи. В итоге думать о научной задаче практически невозможно. Ученый должен быть свободным, потому как творчество возможно только в свободном состоянии. А свободы все меньше и меньше.

Кирилл говорит, что ему скучно путешествовать по миру как туристу, у него и так много заграничных командировок. Бывают поездки и по России: лаборатория постоянно сотрудничает с Новосибирском, Красноярском, Казанью, Ростовом, Краснодаром. В этом году пройдет конференция на Байкале.

Это один из приятных бонусов в работе ученого: ты имеешь возможность увидеть весь мир и общаться с самыми умными представителями всех государств. Это стоит того, чтобы быть ученым. К тому же, неформальное общение ученых невероятно сближает. И это необходимо как воздух. Время одиночек прошло, современная наука — коллективный труд огромного количества людей.

Но есть и антипримеры объединения. У Болдырева было соглашение о сотрудничестве с Брукхейвенской национальной лабораторией США. В марте 2014 года, когда Кирилл в очередной раз приземлился в Нью-Йорке для проведения эксперимента на синхротронном ускорителе, получил смс: «Пожалуйста, не приезжайте. Вам запрещен въезд на объекты Департамента энергетики США». Ученые США сами пострадали от этих санкций: был сорван крупный эксперимент, который в итоге состоялся на аналогичном оборудовании в Голландии. Хотя тенденция печальная: российская наука оказывается во все большей изоляции.

Есть ли в самом Троицке востребованность и потребность межинститутского взаимодействия? Однозначно — да, но пока процесс нельзя назвать активным.

*Около трети статей российских исследователей написаны в международном соавторстве. Основные партнеры — США, Германия и Франция.

Мы ездим в Новосибирск или еще куда-то, а потом выясняется: все, что нам нужно, есть под окнами. Это проблема отсутствия коммуникации между институтами. В Троицке нет рабочего комьюнити, которое бы объединяло ученых. В нашем институте за это должен отвечать научный совет, в городе — Троицкий научный центр. Формально, на бумаге, они есть, а реально — нет. Ни в пределах одного института, ни в пределах целого города. Что с этим делать, я не знаю.

Далеко за примерами ходить не нужно. «Техноспарк» в Троицке проводит синтез поликристаллических CVD-алмазов, которые Болдырев использует в работе.

Я отдал за нужные мне для эксперимента два алмазных «окошка» в Германии 200 тысяч рублей, причем ввезти их в Россию стало целой проблемой. И каково же было мое удивление, когда я узнал, что у нас их тоже производят! Было очень обидно. И вот так пытаешься что-то найти, спрашиваешь у окружающих, но никто ничего не знает.

Что в таком случае дает статус наукограда? По мнению ученого, как минимум, некую самостоятельность. И надежду на то, что Троицк не станет просто спальным районом Москвы. Сейчас троицким ученым не хватает коллективного действия. Хотя позитивный пример есть: год назад Андрей Наумов, коллега Кирилла из ИСАНа, организовал Троицкую школу учителей физики.

На самом деле, ученые всегда готовы откликнуться на содействие в популяризации науки. Когда просят прочитать лекцию о том, чем сейчас живет наука, я всегда соглашаюсь. Вот и на конференции школьных учителей я рассказывал, чем мы занимаемся. Несколько раз звали в школы, там я даже опыты показывал. Но такой активности все же мало — если дети и учителя не хотят, то как мы их заставим?..

Популяризацией науки среди молодежи заниматься нужно, но лучше поменять статус ученого в обществе, считает Кирилл. Пожалуй, он сам лучший пример такой популяризации.

В январе 2018 года Кирилл Болдырев получил премию правительства Москвы для молодых ученых — вторую по престижности после премии президента РФ. На торжественном вручении его посадили рядом с мэром Москвы Сергеем Собяниным. Поговорить хоть сколько обстоятельно не удалось, но основную проблему — удержание молодежи в науке — Кирилл озвучил. Последний год отличился максимальным числом уехавших за рубеж.

*53,8 тысяч рублей — среднемесячная зарплата научных сотрудников

Я получал огромное количество предложений о работе в других странах — из Швейцарии, США, Франции, Италии. Но я не принял этих приглашений. Мне очень повезло, так как я работаю в одной из лучших лабораторий нашей страны. И эта лаборатория в какой-то степени стала мне родным домом, а из родного дома не хочется уезжать.

Хотя, если для работы будут созданы невыносимые условия, уехать придется. Аспиранты спрашивают меня: «Что дальше?» И я честно говорю, что, если они решат уехать, я пойму. И даже напишу рекомендательные письма. Ситуация в нашей науке близка к критической, и неизвестно, сколько смогут продержаться островки-оазисы вроде нашего института.

Все это время Кирилл ездил на работу из Москвы, пока в 2017 году не получил жилищный сертификат (около трех миллионов рублей) на покупку квартиры. Сейчас для получения такого сертификата нужен пятилетний научный стаж (аспирантура в этот срок не входит, отсчет начинается с младшего научного сотрудника) и недостаток жилой площади. Со вторым «повезло»: в семье Болдырева девять детей и небольшая квартира. Но саму процедуру Кирилл называет слишком бюрократизированной: удовлетворить условиям практически невозможно.

Сомнений с местом жительства не было: он присоединился к тем людям, которые пешком ходят на работу.

Так появилась квартира на Сиреневом бульваре: три минуты через лесопарк от ИСАНа до дома.

Премия правительства Москвы позволила выплатить ипотеку досрочно. Кирилл шутит, что так быстро этого еще никто не делал: планировал за пять лет, а получилось за четыре месяца.

Теперь, если надо в Москву, есть 398-й автобус или перехватывающая парковка у метро. Из любимых мест в Троицке: лаборатория на первом месте, на втором — дом, на третьем — леса и парки.

Мне нравится и сам Сиреневый бульвар, и парк у института. Я там часто гуляю. Что еще? Пожалуй, я провожу в лаборатории основное время. За 12 лет я как-то не успел ни с кем познакомиться, ни с кем подружиться. В Троицке моя аспирантка живет, и это чуть ли не единственный контакт в молодежной среде.

Городской жизнью Кирилл интересуется: читает новости пабликов в социальных сетях и статьи в «Городском ритме». Говорит, что научная среда озабочена проблемами с экологией — свалкой и троицким лесом. Хотя свободное время все равно проводит за пределами Троицка: Кирилл увлекается парными танцами, участвует в соревнованиях по хастлу и иногда преподает.

У меня есть одна маленькая мысль: сделать здесь танцевальную школу. В институте есть старый тренажерный зал с чудовищным линолеумом. Я готов вложить деньги в ремонт, обустроить, повесить зеркала и проводить там занятия по вечерам. Правда, никому эту идею еще не озвучивал.