«Академики спорят про здания, но если ничего не делать, то скоро они будут стоять пустые»

— В Троицке я была еще будучи студенткой. Приезжала в гости к старшей сестре, здесь же познакомилась с Сергеем (Сергей Коневских – директор «Физической кунскамеры», супруг Ларисы – прим.ред.). Спустя какое-то время, в 1983 году, распределилась в Институт ядерных исследований конструктором третьей категории. Выше подняться не смогла – во-первых, это было не мое, во-вторых, я вышла замуж, и у нас появились дети. В начале 90-х я случайно услышала про Троицкий камерный хор – пошла узнать, что это такое, и там осталась. Не просто осталась, а стала организовывать мероприятия и гастроли коллектива.

В то время, при первом легендарном совете депутатов, коллективы, подобные нашему хору, получили возможность стать муниципальными культурно-просветительскими предприятиями. В такое предприятие нужен был бухгалтер, а я, не знаю зачем, окончила курсы. На одной из репетиций, когда дирижер Илья Вашерук восклицал в пространство, где же найти бухгалтера, я робко сказала: «Уж не знаю, какой я бухгалтер, но корочка у меня есть». С этого началась моя организаторская деятельность.

Потом короткое время работала в Троицкой филармонии. Дальше был непродолжительный период попытки частного предпринимательства, связанного с программным обеспечением. В 2005 году Наталья Мирмова, исполняющая обязанности директора Дома ученых, пригласила меня работать методистом.

— Я помню, как приезжала в гости к сестре и несколько раз мне удавалось попасть на мероприятия Дома ученых. Туда прорывались с большим трудом, даже имея на руках билеты. Я была на творческих вечерах Окуджавы, Тарковского, Караченцева.

На тот момент два здания на 40-м и 41-м километре принадлежали Академии наук и были в оперативном управлении у Дома ученых. В перестройку не стало возможности их содержать, и Академия в лице Президиума Троицкого научного центра эти объекты передала в город. Отсюда у Дома ученых и начались проблемы.

Заявку на первую ступень надо было подать в декабре. У Валерия Дмитриевича реакция была скептическая: «Лариса, Вы разве не понимаете, как все конкурсы проходят. Заранее известно, кто победит. Ну а Вам кто же даст грант?». Я, честно говоря, была удивлена такой реакцией – пошла домой, благо дома у меня был выпускник Физтеха – мой муж Сергей. Фактически мы с ним вдвоем и написали заявку. Параллельно я бегала по институтам, пыталась понять, как они могут поучаствовать. Я встретилась со всеми директорами, и все сказали: «Да, молодец, подавай заявку», но вряд ли они верили в нашу победу. Потом, когда пришел первый транш, я опять к ним побежала, а они ответили примерно так: «Ты деньги получила – тебе и делать». Я стала судорожно искать людей, которые бы мне помогли. Несколько институтов подарили для музея научные артефакты – приборы, с помощью которых проводились исследования.

Не могу сказать, что «Физическая кунсткамера» – это моя идея, потому что самый первый подобный музей был создан в 1939 году в тогдашнем Ленинграде Яковом Перельманом. Мы просто открыли книгу Перельмана и стали выбирать самые эффектные опыты, которые подходили бы по тематике направлениям деятельности наших троицких институтов. Кроме того, мы вдохновлялись опытом аналогичных зарубежных центров популярной науки.

Потом я узнала, что на ВДНХ в течение многих лет работала выставка «Мир открытий». Смогла найти четырех человек из той команды, и один из них – Сергей Солнцев – сделал все экспонаты по первым трем грантам для «Физической кунсткамеры». Фонд «Династия» даже отметил нас отдельной премией: на выделенную сумму гранта мы смогли создать наибольшее среди всех участников количество экспонатов. На эту премию мы купили систему подвесов, на которых сейчас висят картины в конференц-зале.

Но это было только начало – в дальнейшем было еще пять грантов, которые позволили сделать второй зал музея, посвященный оптическим иллюзиям, физическое кафе, планетарий, мобильную экспозицию музея, а также пройти стажировку в одном из европейских научно-технических музеев. Общая сумма грантов составила около 2,4 миллиона рублей. Когда мы создавали физическое кафе, то привлекли и вложили собственных средств примерно на 1 миллион рублей. Как видно, деньги совсем небольшие для такого большого проекта.

— Здание строили для научно-образовательного центра, это был долгострой. В 2005 году его все же сдали, а к тому времени то ли запал у Троицкого научного центра пропал, то ли по другой какой причине, но научно-образовательный центр так и не запустили, и здание попросту пустовало. Это казалось мне нелепостью на фоне того, что Дом ученых в то время ютился в трех комнатушках в здании на 41-м километре, которое когда-то ему принадлежало. А теперь за аренду комнат, где протекала крыша и был вспученный паркет, нужно было еще платить весьма ощутимые для Дома ученых деньги.

Нас пустили в новое здание в 2007 году, когда я с проектом музея прошла первый этап двухступенчатого конкурса. Я стала активно убеждать Виктора Анатольевича Матвеева (В. А. Матвеев – директор ИЯИ РАН с 1987 по 2014 годы, председатель ТНЦ РАН с 2003 по 2013 годы. – прим.ред.) , что нужно делать музей в новом здании. И он дал согласие. В начале мы получили две комнаты, потом к ним добавились все те помещения, в которых мы находимся.

— Отношения у нас были хорошие. Делить площади нам по факту не приходилось – просто долгое время мы размещались в оговоренных договором помещениях, а кроме Дома ученых в здании больше никого не было. Позже появились люди, которые поддерживают скоростной интернет для Института ядерных исследований. Как я понимаю, оборудование, позволяющее обеспечить высокоскоростную связь ИЯИ с ЦЕРНом и другими научными партнерами, находится на территории ИЯИ. То оборудование, которое находится в здании на Октябрьском проспекте, является вспомогательным, и не несет серьезной функциональной нагрузки.

Когда мы появились в этом помещении, нам тоже сделали бесплатный интернет. Но он был такой, что скоро мы от него отказались. Я не знаю, как в институтах, но при любой непогоде интернет у нас не работал. Нам объясняли – дождь пошел. Или что провод на крыше оборвался, а сейчас зима – ждите весны. Мы решили найти нормального провайдера.

— Не приходилось, потому что в их двух комнатах сидел один IT-специалист. Все остальные сидели на Юбилейной, 3 в просторных кабинетах. Там у ТНЦ были большие площади – половина третьего этажа для организации, в которой на постоянной основе работают три человека. Из мероприятий ТНЦ в здании на Октябрьском могу назвать заседания Президиума (не чаще одного раза в квартал) и выборы Председателя Президиума в 2012 году.

— Нет, не ущемляли. Мне кажется, что Троицкий научный центр эта ситуация вполне устраивала. Представьте, что было бы, если бы на протяжении этих лет здание пустовало? Да оно бы просто разрушилось! А Дом ученых (даже если не брать во внимание его событийные активности) – полезный партнер: и с организациями ЖКХ свяжется, и траву покосит, и поверку счетчиков произведет. Да мало ли повседневных хозяйственных забот, которые решались именно сотрудниками Дома учёных. Виктор Анатольевич вообще очень поддерживал меня и мои начинания.

— Мне бы не хотелось много об этом говорить. Это будет напоминать разговоры на коммунальной кухне. К тому же, это просто скучно. Но если сделать краткое резюме нашего взаимного общения – оно стало существенно менее предсказуемым и не всегда доброжелательным, многие вопросы решать стало очень сложно. Так, например, из-за этого мы открыли цифровой планетарий на полтора года позже намеченной даты, хотя оборудование было закуплено вовремя. И подобным образом решались (а точнее, не решались) многие другие вопросы.

Возможно, изменение отношения к нам связано с появлением Федерального агентства научных организаций (ФАНО), которому были переподчинены все учреждения РАН. Статусы Дома учёных и ТНЦ сравнялись (к слову, эту «привилегию» получил не именно наш Дом ученых, таким стал статус Домов учёных по всей стране), к тому же нас более активно стало поддерживать Министерство культуры через «дорожную карту» (план мероприятий, формируемый учреждениями культуры, который позволяет получать дополнительное финансирование от Министерства культуры – прим.ред). Возможно, руководителям ТНЦ РАН показалось, что Дому ученых стало жить легче, а им тяжелее.

— Разные танцевальные, художественные – детские и взрослые, подготовка к школе, английский, занимательная физика и математика, детская студия архитектуры и дизайна «Фасад». По-моему, хорошие кружки.

В какой-то момент руководство ТНЦ пыталось требовать от нас служебные записки обо всех мероприятиях, которые собираемся проводить. А у нас зачастую мероприятия спонтанные, например, просмотры в телескоп: звонит человек, говорит, что сегодня обязательно нужно посмотреть Сатурн – собираемся и смотрим. Один из просмотров был в 4 часа утра, а по мнению ТНЦ посетители Дома ученых могут находиться в здании с 9 до 23 часов, иначе – писать бумагу. Было унизительно, когда проходит мероприятие, и без пяти одиннадцать с вахты приходит человек и говорит: «Через пять минут вас тут быть не должно».

— Все это время Дом ученых был Федеральным государственным бюджетным учреждением. Кстати, прямой подчиненности Троицкому научному центру не было никогда. Мы всегда были отдельным юридическим лицом. 28 февраля 2017 года я получила новый устав, по которому мы стали автономным учреждением. Но подчеркиваю, что стали Федеральным государственным автономным учреждением, но никак не частным.

— Это была инициатива ФАНО. Нас вместе с другими домами ученых собрали на совещание и предложили перейти в автономию. Из всех присутствующих согласилась только я.

— Да, это так, он дает больше степеней свободы, например, автономное учреждение может иметь счет не только в казначействе, но и в банке, пользоваться кредитами, перейти на упрощенную систему налогообложения, оказывать более широкий спектр услуг. В Академии наук у нас был строжайший перечень разрешенных для нас видов деятельности. И ни шага в сторону.

Мне казалось, что мы, будучи бюджетным учреждением, несколько отстаем по возможностям от других учреждений Троицка, которые автономны. И второе. Когда я пришла, в Доме ученых было настолько маленькое финансирование, что все вещи, которые мы делали – будь то музей или кружки – были платными априори, потому что иначе мы не могли. Поэтому опыт выживания у нас был. И ничего страшного в предложении стать автономными я не увидела.

— Проверить? Нет. Просто по закону, если учреждение становится автономным, то оно должно быть наделено хоть каким-то имуществом. Поэтому в 2015 году я обратилась в ФАНО с письмом о том, что при переводе нас на автономию нужно решить вопрос о помещениях для нас, по возможности больших, чем те, которые мы занимаем, потому что мы хотим и можем развиваться.

Мы были готовы рассматривать разные варианты. Просто я предложила конкретный вариант, который был на поверхности. Я убеждена, что поступила правильно. Если я как руководитель не скажу о том, что Дому ученых нужно помещение, то как ФАНО узнает об этом? Потребность я высказала, а ФАНО должно было искать варианты.

Писем с просьбами проверить ТНЦ не было. А комиссии из ФАНО, конечно, приезжали, и не единожды. К слову, проверяли как ТНЦ, так и нашу деятельность, причём нас проверяли даже более пристально – просто направлений деятельности у нас существенно больше. Такие проверки время от времени проходят во всех учреждениях, подведомственных ФАНО, в том числе и во всех троицких институтах.

— Надо иметь в виду, что с момента отправки этого письма до решения ФАНО прошло два года. За это время ТНЦ неоднократно направлял письма в ФАНО со своей аргументацией. Я думаю, что такой длительный срок рассмотрения был связан с тем, что для ФАНО было важно принять взвешенное решение. И, надо сказать, что за эти два года весы склонялись то в одну, то в другую сторону.

Знаете, единственное в чем можно меня упрекнуть – это в этом первом письме. Но если бы я пошла сначала к Стишову и сказала: «Сергей Михайлович, я собираюсь такое письмо отправить. Может, Вы сами напишете, чтобы мне отдали здание?», думаю, что реакция была бы еще более бурная.

— Резонанс случился после заседания имущественной комиссии ФАНО, на котором было принято решение о перезакреплении здания и последовавшим после этого распоряжением ФАНО. Сам «момент передачи» так пока и не состоялся – Сергей Михайлович Стишов сложил свои полномочия, написав заявление об уходе по собственному желанию. Новый руководитель не назначен, а стало быть акт приема-передачи подписывать некому. Это крайне обидно, поскольку именно летом, когда активность традиционно снижается, можно было бы сделать какие-то мероприятия по приведению здания хотя бы в минимальный порядок. Пока же это невозможно.

— Ни от одного я не слышала, что «Мы с вами не будем общаться, потому что ТНЦ не рекомендует». Со всеми по-прежнему общаемся.

Ведь, несмотря на гневный тон меморандума, пытающегося представить передачу здания чуть ли не крахом троицкой науки, ученые-то ничего не теряют. К тому же, за последние годы Дом ученых на деле заработал себе авторитет в городе.

После пресс-конференции я спросила у Вадима Бражкина (В.В. Бражкин – директор ИФВД РАН. – прим.ред.): «Я надеюсь, что мы расстаемся не врагами?». Он ответил: «Ну конечно, не врагами». Мы до этого разговаривали о распределенном физическом музее и договорились обсудить более предметно.

С ИЗМИРАНом мы хотели делать курс для детей по космической погоде. И я уверена на 99%, что сотрудничество продолжится. Совсем недавно в Доме ученых была выставка сотрудницы ИЯИ Татьяны Куденко. Я не вижу ни одного института, который бы встал в позу. Они подписали меморандум сгоряча, но надеюсь, что не будут его придерживаться.

— Мне было очень неприятно прочитать заметку в «Независимой газете». Но я расцениваю эту заметку, скорее, как некий эмоциональный выпад, сделанный сгоряча, на волне обиды. Я не собираюсь ни с кем конфликтовать и дальше. Но искренне считаю, что я права.

— Стоит, конечно. Хотя я бы согласилась с этим утверждением лишь отчасти, ведь у нас уже давно сложился достаточно обширный круг людей, которые с радостью приходят на наши мероприятия. Но этого все равно мало. И пока загадка – когда, сколько и на что люди приходят. Допустим, совершенно спонтанно мы устроили просмотр в телескоп: за два часа до старта создали мероприятие на фейсбуке и люди пришли. С другой стороны, иной раз зовешь загодя, а приходит два человека.

— Мы собираемся развивать распределенный музей и научный туризм совместно с троицкими институтами. Будем продолжать воплощать задумки на тему Science-Art – в формате выставок, мастер-классов, арт-резиденций. В первую очередь, часть, которая посвящена геоинформатике и космической погоде. Пока непонятно, как мотивировать детей прийти изучать космическую погоду – тема интересная, мы будем искать какую-то фишку. Этим нужно обязательно заниматься, чтобы дети потом пришли в институты работать. А то академики спорят про здания, а если ничего не делать, то скоро здания будут стоять пустые, потому что туда никто не придет заниматься наукой.