В первой части материала «Троицк как продукт холодной войны» мы оставили Троицк на рубеже эпох и в локальном, и в глобальном смысле. В нем было затронуто три сюжета:

С одной стороны, в первой половине 60-х годов «магнитному центру» вокруг ИЗМИРАНа и «Магнитки» вот-вот присвоят статус «Научного центра АН СССР в Красной Пахре» (1966). В течение десятилетия с Ленинского проспекта сюда переедет ИФВД. ФИАН начнет в Троицке строительство своего филиала, занимающегося полупроводниковыми лазерами, за год до получения сотрудниками ФИАНа (Александром Прохоровым и Николаем Басовым) Нобелевской премии за изобретение лазера (1964). Через несколько лет от ФИАНа отпочкуется новый институт — ИСАН, в котором будет сделано множество открытий, касающихся свойств лазеров. По динамической карте жилых многоквартирных домов можно увидеть какое масштабное строительство жилья началось в городе в это время.

С другой стороны, большой мир переживает ключевые события «холодной войны»: строительство Берлинской стены (1961), Карибский кризис (1962) и начало полномасштабной войны во Вьетнаме (1965). Советский Союз в лице Хрущева обещает «показать кузькину мать» (1959), испытывает термоядерную «Царь-бомбу» (1961) и, по убеждению академика Виктора Маслова, реализует план рассредоточения научных центров, чтобы защититься от ракетной атаки.

До начала 60-х Троицк занимал относительно периферийное положение в военно-политическом соперничестве двух сверхдержав. ИЗМИРАН участвовал в космической гонке по научной части, а его директор Николай Васильевич Пушков налаживал международное сотрудничество в рамках «Международного геофизического года». «Магнитка» решала задачу размагничивания военных кораблей.

Существенные изменения начали происходить под влиянием двух обстоятельств. Во-первых, в 1961 году «Магнитка» вошла в структуру Института атомной энергии им. Курчатова, в частности курировавшего Атомный проект и создавшего уже упомянутую «Царь-бомбу». В городе появился Евгений Павлович Велихов, вот как он сам описывает свое появление в «Магнитке» [1]:

Во-вторых, началось строительство филиала Физического института им. Лебедева (ФИАН), одного из наиболее влиятельных институтов, чьи теоретики (Тамм, Сахаров, Гинзбург и др.) сыграли важную роль в разработке ядерного щита страны [2]. Филиал курировал будущий директор института Николай Геннадиевич Басов, ставший одним из первопроходцев в разработке лазерного оружия.

Таким образом, проникновение в малый мир Троицка большого мира «холодной войны» шло через две ключевые фигуры: Евгения Павловича Велихова («Магнитка») и Николая Геннадиевича Басова (ФИАН). Они станут персонажами двух оставшихся сюжетов, в которых «холодная война» (в узком смысле) сыграла заметную роль в становлении города.

Разработчики вооружений в период «холодной войны» нуждались в мощных источниках энергии, так как в случае наступления «горячей» фазы войны — она бы велась не в пограничных территориях соседних стран, а между сверхдержавами, расположенными на разных континентах. Ящик Пандоры в двадцатом веке открыли физики, добравшиеся до изучения взаимодействий между элементарными частицами внутри атома. Оказалось, что там содержится огромная энергия. Сначала ее научились использовать для запуска цепной реакции взрыва, а потом для производства электроэнергии. Эта последовательность повторилась как для атомной энергетики (первая атомная бомба была взорвана в 1945 году, а первая атомная электростанция, подключенная к электросетям, была введена в эксплуатацию в 1954 году), так и для термоядерной энергетики (первая термоядерная бомба взорвана в 1953 году, а первую термоядерную электростанцию мы скорее всего увидим не раньше второй половины 21 века). Бомба естественно более простое устройство, чем электростанция, и поэтому военные раньше других получали выгоду от изобретения нового источника энергии.

В Троицке в начале 60-х ученые работали над двумя новыми источниками энергии: магнитогидродинамический (МГД) генератор и управляемый термоядерный синтез (УТС). Обе темы разрабатывала «Магнитка», подчиненная Министерству среднего машиностроения (предшественнику госкорпорации «Росатом»). Также в городе существовали Отдел физики высоких энергий под руководством Нобелевского лауреата Павла Алексеевича Черенкова (ФИАН) и Московская мезонная фабрика для фундаментальных исследований в области физики элементарных частиц (ИЯИ). Однако в последнем случае идейный вдохновитель института академик Моисей Александрович Марков выступал в защиту невысоких энергий: «отдавая себе отчет в важности исследований при больших и сверхбольших энергиях взаимодействующих частиц, М.А.Марков тем не менее отстаивает тезис о необходимости и полезности исследований в области относительно небольших энергий частиц при условии достижения в этих экспериментах предельной точности измерений» [3].

Более подробно расскажем о МГД-генераторе, оказавшемся востребованным при создании вооружения, и об управляемом термоядерном синтезе, выдвинутым высшим руководством КПСС как часть программного видения будущего.

В 1960-ые годы тема МГД-генерации энергии стала основной в «Магнитке», сменив задачу размагничивания военных кораблей. Почему она стала основной? Во-первых, поиск новых источников энергии был приоритетной задачей для Института атомной энергии им. Курчатова, а проблемы мирного использования атома решались другими секторами института. Во-вторых, молодые физики-курчатовцы Велихов, Веденов и Сагдеев «уловили» идею МГД-генератора, а Велихова как неформального лидера и сторонника научной кооперации привлекал Троицк как магнитный центр, возникший десятилетием ранее благодаря кооперации директоров ИЗМИРАНа (Пушкова) и «Магнитной лаборатории» (Кондорского). В-третьих, это проявится чуть позднее: для создания энергетических экспериментальных установок требуются свободные пространства, которые в Троицке были в наличии.

Уже к концу 1964 года была создана экспериментальная установка по физике неравновесной плазмы (теоретически предсказанная Велиховым и Дыхне), которая принесла «Магнитке» научную славу. За период с 1962 по 1967 годы численность сотрудников выросла с 180 до 500 человек.

В 1967 году «Магнитку» привлекли к участию в оборонном заказе, где пригодились наработки в области МГД-генерации. Велихов так описывает эти события [1]:

Однако дальнейшего развития тема не получила. В 1969 году в результате обсуждений на международных конференциях стало ясно, что МГД-электростанция бесперспективна (в Рязанской области была предпринята попытка строительства промышленного МГД-генератора, но в итоге он не был запущен в эксплуатацию). Впоследствии импульсный МГД-генератор нашел применение в ходе геофизического эксперимента «Хибины» по электрозондированию земной коры в середине 1970-х.

Второй новый источник энергии — управляемый термоядерный синтез. Как уже говорилось, в 1950-х была создана первая термоядерная бомба, а 30 октября 1961 состоялось испытание советской термоядерной «Царь-бомбы». В эти самые дни проходил XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза, и делегаты съезда приняли Третью Программу КПСС — ту самую, в которой была поставлена цель — построить коммунизм к 1980 году. Помимо этого съезд выделил важнейшие задачи в области науки: «открытие новых источников энергии и способов прямого преобразования тепловой, ядерной, солнечной и химической энергии в электрическую, решение проблемы управления термоядерными реакциями».

Зародившись в недрах Курчатовского института под руководством Льва Андреевича Арцимовича (непосредственного участника Атомного проекта), управляемый термоядерный синтез (УТС) получил мирное развитие в Троицке. К тому моменту, как Велихов возглавил программу УТС (1975 год), он уже установил международные контакты и к нему приезжали группы американских ученых, чтобы посмотреть на экспериментальные установки. Велихов пишет о создании при МАГАТЭ совместного советско-американского Совета по УТС в период «разрядки» [1]:

Помимо этого предшествующий опыт выполнения оборонного заказа помог Велихову создать вокруг термоядерной программы так называемое «акционерное общество» — кооперацию директоров и руководителей крупных институтов и предприятий. Евгений Павлович так описывает эти события [1]:

В итоге филиал Института Атомной Энергии им. Курчатова (ФИАЭ), возглавляемый Велиховым и Письменным, построил на своей территории ряд масштабных термоядерных установок: токамак с сильным полем (ТСП) и Ангара-5-1. Эти установки сыграли интересную роль в жизни города: Константин Рязанов в статье «Выставочный зал — как бункера токамака» пишет о том, что Торговый центр в микрорайоне «В» был построен за счет бюджета Ангары, а собственно Выставочный центр — за счет бюджета ТСП.

В заключение, несмотря на то, что Атомный проект не затронул Троицк напрямую, стоит обозначить каким образом они соприкоснулись. Во-первых, обширная сеть атомных городов и атомных учреждений, занимавшихся разработкой, производством и испытанием ядерного оружия, подарила городу множество ценных кадров. В феврале 1967 году (возможно в связи с оборонзаказом) из Снежинска (одного из двух главных ядерных научных центров наряду с Саровым) в Троицк прибыло около десятка семей, они трудоустроились в «Магнитке». Помимо этого из Снежинска в Троицк попал будущий директор ФИАНа Олег Николаевич Крохин, из соседнего челябинского Златоуста-36 (одно из десятка мест, где производили ядерное оружие) родом нынешний мэр города — Владимир Дудочкин, а вторым директором ИЗМИРАНа стал Владимир Мигулин (до этого занимавший пост заместителя генерального директора Международного агентства по атомной энергии — МАГАТЭ). Во-вторых, троицкие институты получали заказы от атомной промышленности, обладавшей колоссальными финансовыми возможностями. Доподлинно известно лишь об одном известнейшем случае — участии троицких ученых в ликвидации последствий Чернобыльской аварии [5]. В-третьих, сотрудничество троицких ученых с одним из главных центров по разработке ядерного вооружения в Сарове (ВНИИЭФ) подчеркнуто тем, что одна из улиц города (около микрорайона «Сосны») названа в честь академика Харитона — главного конструктора ВНИИЭФ.

В 1964 году, на пике «холодной войны», Нобелевский комитет присудил премию по физике одному американцу (Таунс) и двум советским ученым (Прохоров, Басов — оба из ФИАНа) за изобретение мазера/лазера — это дало старт долголетним программам по разработке лазерного оружия в обеих половинах планеты.

С советской стороны первопроходцем в разработке лазерного оружия стал Николай Геннадиевич Басов, курировавший с 1963 года сооружение лабораторного корпуса в Троицке в качестве заместителя директора ФИАНа. Идея использования излучения мощного лазера для противоракетной обороны впервые возникла в 1964 году у Н. Басова и О. Крохина (почетного гражданина Троицка). Осенью 1965 года Н. Басовым, научным руководителем ВНИИЭФ Ю. Харитоном, заместителем директора ГОИ по научной работе Е. Царевским и главным конструктором ОКБ «Вымпел» Г. Кисунько была направлена записка в ЦК КПСС, в которой говорилось о принципиальной возможности поражения головной части баллистической ракеты (ГЧБР) лазерным излучением и предлагалось развернуть соответствующую экспериментальную программу. В 1966 году программа, получившая название «Терра-3», была утверждена решением правительства, научным руководителем стал Басов.

В начале 1960-х у ФИАНа появилась потребность вынести испытательную площадку из Москвы, так как в ходе экспериментов по созданию химических лазеров возникали агрессивные среды. Выбор пал на Троицк:

В итоге под филиал ФИАНа в Троицке выделили 65 га. Как вспоминает Олег Николаевич Крохин:

Физик Анри Рухадзе в своей книге «События и люди» [2] описывает, как в 1966 году они с Олегом Богданкевичем, увлеченные другим типом электромагнитного оружия (СВЧ-оружие), предложили изменить тематику исследований в Троицке:

По убеждению Рухадзе в области квантовой радиофизики тогда «вся оборонная промышленность была разбита на две части, одна из которых шла под флагом Н.Г. Басова, а другая – под флагом А.М. Прохорова, который к этому времени стал академиком-секретарем ООФА АН СССР» (оба на тот момент были сотрудниками ФИАНа). Именно «под флагом» Прохорова оказалась «Магнитка», Велихов так описывает эти события, случившиеся в 1965 году [1]:

После предварительных исследований, сделанных коллективом «Магнитки», Велихов совместно с Миллионщиковым отправились на доклад к секретарю ЦК КПСС Дмитрию Федоровичу Устинову [1]:

Велихов вошел в состав рабочей группы программы «Омега» [1]:

Прочертим основной хронологический контур [6].

Подводя итоги лазерных программ стоит обратить внимание на низкий эффект, который они в итоге оказали на вооруженные силы: во-первых, в 1994 году сам Н.Г. Басов, отвечая на вопрос об итогах лазерной программы «Терра-3», сказал: «Ну, мы твердо установили, что никто не сможет сбить боеголовку баллистической ракеты лазерным лучом. Отрицательный результат — это тоже результат. А лазеры мы продвинули здорово». Во-вторых, за минувшие тридцать лет с момента сокращения исследований в области лазерного вооружения был переосмыслен подход к нему: вместо дорогостоящего стратегического вооружения (мощные лазерные «дубины», способные сбивать ракеты, самолеты и спутники на расстоянии сотен километров) стали создавать относительно недорогое тактическое оружие. В России в 2012 году официально «воскресили» советские проекты разработки боевых лазеров и создания лазеров двойного назначения, а в прошлом году в ходе послания Федеральному собранию Владимир Путин анонсировал военный лазерный комплекс «Пересвет».

Анри Рухадзе вспоминает по этому поводу [2]:

Чрезмерное внимание к лазерным программам в ФИАНе имело для института драматические последствия [2]:

Пару лет назад в интернете развернулась дискуссия вокруг советских лазерных программ между двумя видными учеными: Виктором Аполлоновым из ИОФ РАН и Виктором Шарковым из ТРИНИТИ.

Как видно, история лазерных программ еще не до конца прояснена даже среди непосредственных участников, при этом роль «Магнитки» более менее прозрачна благодаря мемуарам Велихова. В 90-х годах исследования по тематике мощных лазеров были сокращены. О том, что к тому моменту было изобретено и опробовано можете прочитать в обзоре. Выдающийся троицкий физик-лазерщик Владилен Летохов (из ИСАНа) в начале 2000-х так отзывался о перспективах военных лазеров [7]:

Троицк как обозначение конкретной местности и «холодная война» как характеристика международных взаимоотношений являются вещами разделенными в нашем сознании. «Холодная война» как и международные отношения в целом являются уделом национальных элит и в жизни простого человека проявляются лишь как побочные эффекты (атмосфера страха и секретности, (анти-)пропаганда и т.д.). Жизнь же в конкретной местности как ничто другое реально: здесь у простого человека располагаются личные вещи, семья, друзья, коллеги, знаковые места; происходят еженедельные ритуалы (поход на работу, в магазин, на стадион, в лес на лыжах); и то, что происходит здесь, все время обсуждают в разговорах и проговаривают в монологах. Как в таком случае связаны Троицк и «холодная война» в жизни простого горожанина?

Мы нашли четыре больших сюжета, которые становились предметом деятельности сотрудников троицких институтов: размагничивание военных кораблей, космическая гонка, поиск новых источников энергии и лазерное оружие — они в разной мере касались именно военно-политических аспектов «холодной войны». Естественно предполагать, что для большинства сотрудников это была «просто работа», отделенная от личной жизни и основных увлечений, а также, как отмечает Виктор Шарков из «Магнитки», являясь добросовестными исполнителями, сотрудники (даже руководители лабораторий и подразделений) не видели всей картины целиком и просто выполняли задачу, четко поставленную перед ними руководством. Именно руководители в такой ситуации становились, то что мы назвали, «связующими фигурами»: через них большой мир «холодной войны» проникал в малый мир научного центра.

Привлечем также относительно современное понятие «глокализация» - это процесс экономического, социального, культурного развития, характеризующийся сосуществованием разнонаправленных тенденций: глобализации и обострения интереса к локальным отличиям. Понятие возникло в 1980-х и не вполне применимо к рассматриваемому периоду троицкой истории, однако позволяет увидеть современные тенденции, которые проявлялись уже тогда.

Научный центр в Троицке зародился на пустом месте (точнее на месте нетронутого леса) и по своему рождению являлся не самодостаточным, а требующим внешнего финансирования. Два основных канала, через которые в Троицк проникало финансовые средства в 1960-1980-х — это Академия наук и Министерство среднего машиностроения, плотно связанные с военно-промышленным комплексом (ВПК) и руководимые постановлениями Совета Министров (СМ) и решениями Центрального комитета (ЦК) КПСС. Верхнеуровневые фигуры (Устинов, Смирнов, Зверев, Калмыков, Сербин, Соколов, Гречко, Кириленко, Александров, Прохоров, Расплетин, Миллионщиков, Арцимович, Келдыш и др.), влиявшие на решения относительно финансирования Троицка, являлись советской элитой, существовавшей в глобальном контексте «холодной войны». «Холодная война» диктовала обеим сторонам конфликта универсальные практики (ни СССР, ни США после Нобелевской премии за изобретение лазера не могли отказаться от создания лазерных программ; обе сверхдержавы инвестировали в технические вузы, создав МФТИ/МИФИ и преобразив MIT/Caltech соответственно; в обеих странах возникли ровно два центра по разработке ядерного вооружения: Саров и Снежинск в СССР, Лос-Аламос и Ливермор в США — ставшие в новое время городами-побратимами) и таким образом она действовала как глобализирующая сила. Масштабные инвестиции в Троицк были во многом продиктованы этим глобальным процессом, который Велихов называл «дьявольским союзом американского милитаризма с советской суперсекретностью как основным двигателем гонки вооружений» [1].

Глобализация под видом «холодной войны» привнесла в Троицк передовые лазерные технологии, современные управленческие практики (в ситуации необходимости быстрых результатов Велихов заменил «обычную штатную служебную лестницу на крутую наклонную плоскость без ступенек»), компьютерные технологии и многие космополитические практики, распространявшиеся в научном кругу через литературу, кино и музыку. Одновременно с этим через людей, каждодневно живших здесь, действовала локализующая сила: возникали самобытные формы досуга (школьное общество испытателей природы, День физика) и самобытные городские объекты (Сиреневый бульвар, построенный на деньги токамака Выставочный центр ТРИНИТИ, дома с кругами от Валерия Лотова). Троицк как место, разросшееся за период «холодной войны» более чем в десятки раз (с 2042 жителей в 1939 году до 29301 житель в 1989 году), был чрезвычайно современным, соединяющим в себе глобальную повестку и неизбежную локальную самобытность.

Последнее, о чем важно сказать в заключение — это альтернативы, которые могли бы возобладать в Троицке 1960-80-х. К началу рассматриваемого периода здесь было всего два научных института (ИЗМИРАН и «Магнитка»), в 60-х появились три новых (ФИАН, ИФВД и ИСАН), а в 70-х — еще два (ИЯИ и ИПЛИТ). У каждого института или филиала своя история появления и становления в Троицке, и лишь малая часть («Магнитка», ФИАН и ИПЛИТ как гражданский спин-офф из «Магнитки») обязаны участию в крупных военных заказах, остальные тоже могли выполнять заказы оборонной и атомной промышленности, но более точечно. В качестве иллюстрации этого альтернативного пути приведу позицию выдающегося троицкого физика-лазерщика Владилена Летохова (ИСАН).

До попадания в ИСАН Летохов работал в ФИАНе у Басова, в том числе занимаясь темой лазерного оружия. Однако оборонные заказы ему были не по душе: уже в конце 1960-х не верил в возможность создания противоракетного лазерного оружия и поэтому ушел из ФИАНа, в 1970-х «несколько раз отказывался от весьма высокопоставленных административных должностей в военно-промышленном комплексе, которые сулили немалые блага в советское время», а в 1980-х будучи заместителем директора ИСАНа он «интуитивно почувствовал предстоящие радикальные изменения и полностью прекратил какие-либо прикладные исследования, зависящие от финансирования из оборонных проектов» [7]. Это позволило институту не ощутить финансовых трудностей во время «перестройки», когда гипертрофированный объем оборонно-ориентированных исследований и разработок стал сокращаться. А в 1990-х его международная известность позволила трудоустроить молодых коллег в Ливерморской национальной лаборатории (в одном из двух главных ядерных научных центров США наподобие отечественных в Сарове и Снежинске) при поддержке Министерства обороны США. Совместные научные проекты с коллегами из США оказали финансовую помощь институту, и если мы посмотрим на статистику количества сотрудников ИСАНа (367 человек в 1991 году vs 200 человек в 2019 году), то стоит признать, что на фоне других троицких институтов (4-кратное падение численности сотрудников за этот период) ИСАН избрал наиболее устойчивую модель развития.

Что означало бы доминирование этой позиции среди директоров троицких институтов?

Во-первых, численность сотрудников институтов и общая численность населения была бы ниже. Для сравнения в двух наукоградах, слабо задействованных в оборонных заказах (Пущино и Черноголовка), численность населения к концу «перестройки» достигла всего 20 тысяч человек (вместо 30 тысяч в Троицке), при этом численность сотрудников институтов в Черноголовке сейчас превышает численность таковых в Троицке. Другой небольшой наукоград (17 тысяч жителей), в котором удалось наладить конверсию научных разработок в гражданскую продукцию — это новосибирское Кольцово, по мнению Вячеслава Глазычева, являющееся одним из наиболее успешных российских малых городов с подушевым бюджетом на уровне северогерманских городов.

Во-вторых, соотношение научных сотрудников к инженерам и техникам было бы выше: для примера в «Магнитке» основным научным ядром являлись 250-300 ученых при пятитысячном коллективе.

В-третьих, городское пространство было бы менее разорванным объектами (прежде всего «Магниткой» и ФИАНом), где действует повышенный уровень секретности, а также для размещения масштабных экспериментальных установок (связанных с оборонными заказами) этим институтам были выделены большие участки земли (более 65 гектар, или по 2% от общей территории города в современных границах).

В-четвертых, ориентация на академические успехи (например, Летохов считается одним из наиболее цитируемых советских ученых в период с 1972 по 1989 годы), а не на выполнение секретных оборонных заказов, позволило бы быть более востребованными в глобальной повестке 1990-х, когда военные разработки сильно девальвировались.